Бритва Оккама: о благоразумном обращении с холодным оружием

Ветвистое древо. Логотип
Помочь нам

Журнал Мировоззрение




Журнал » Апологетика

Бритва Оккама: о благоразумном обращении с холодным оружием


Речь пойдет об опасном оружии, остром, как бритва. Собственно, это бритва и есть. «Бритва Оккама» — методологический принцип, выдвинутый в XIV веке английским монахом-францисканцем Уильямом Оккамом. Он обычно формулируется так — «Не умножай сущностей сверх необходимого». Если какое-то явление может быть объяснено двумя способами, например, первым — через привлечение сущностей А, В и С, а вторым — через А, В, С и D, и при этом оба способа дают одинаковый результат, то сущность D лишняя, и верным является первый способ (который может обойтись без привлечения лишней сущности). Это принцип вполне уместен и даже очевиден — одно из его следствий состоит, например, в том, что не нужно объяснять злой волей то, что вполне объяснимо глупостью. Однако этот принцип используется для одного очень популярного атеистического аргумента. Мы можем объяснить — говорят нам — мироздание не привлекая «гипотезу Бога», следовательно, Бога нет.

Вот как формулирует этот довод атеист Пётр Куслий: «Проиллюстрировать сказанное атеист сможет на следующем примере. Чтобы описать свою комнату, я могу перечислить находящиеся в ней предметы: стол, диван, ковёр, шкаф и т.д. К этому описанию можно добавить ещё одно утверждения: «А также здесь находится невидимая фея». Доказать, что её там нет, совершенно невозможно. Но дело вот в чём. Если описание комнаты без упоминания феи оказывается столь же удовлетворительным, как и её описание с упоминанием феи, то, согласно правилу «бритвы Оккама», из двух равноправных объяснений более рационально выбрать то, которое является более простым и содержит меньше сущностей. В нашем случае это описание комнаты без упоминания невидимой феи. Таким образом, может сказать атеист, моё отрицание существования бога подобно отрицанию существования в комнате невидимой феи, ибо является следствием предпочтения более простого и удовлетворительного описания мира».

Где здесь ошибка? Это ошибка очень часто появляется в различных дискуссиях — неопределенность термина. Вспомним формулировку «бритвы» — «Не умножай сущностей сверх необходимого». Но необходимого для чего? Бессмысленно спрашивать, необходима мне та или иная сущность или нет, пока я не разобрался с вопросом, для чего она необходима. Чего я хочу, какие цели перед собой ставлю? Наш оппонент говорит об «удовлетворительном» описании, но не существует «удовлетворительности» вообще — удовлетворительность, как и необходимость, бывает для чего-то. Если я хочу проводить в комнате проводку, меня удовлетворит одно описание, если расставлять в ней мебель — другое, если снимать эту комнату — то третье. Какие сущности мне будут необходимы, зависит от стоящих передо мною задач. Для того чтобы произвести измерение площади, мне не понадобится такая сущность, как стоящий здесь же хозяин комнаты — но из этого никак не следует, что хозяина комнаты не существует.

Поэтому мы должны обязательно уточнить — необходимого для чего? И если мы ответим — для того, чтобы объяснить то или иное явление, то перед нами неизбежно встанет другой вопрос — что мы называем словом «объяснить»? И если мы скажем, что объяснить — значит указать необходимую и достаточную причину, то как мы определяем достаточность причины? Приведу пример: чем объясняется смерть Пушкина? Можно сказать «огнестрельным ранением, вызвавшим такие-то несовместимые с жизнью повреждения внутренних органов». Будет ли это достаточным объяснением? С точки зрения медицины — вполне. Судебно-медицинский эксперт, который напишет именно такой отчет, вполне справится со своей работой. Но нас, по видимому, не удовлетворит такое объяснение — мы захотим узнать, при каких обстоятельствах поэт получил смертельную рану, кто стрелял, каковы были его мотивы, какое развитие событий привело к такому исходу, какое впечатление эта смерть произвела на современников, как она повлияла на дальнейшую историю русской литературы. Чтобы ответить на эти вопросы, нам понадобится углубиться в рассмотрение культуры того времени, дуэльного кодекса, личной жизни поэта, развития языка и литературы, и многих других реалий, находящихся совершенно вне рассмотрения судебно-медицинских экспертов.

Более того, судебно-медицинский эксперт, в рамках своих обязанностей, и не должен входить в рассмотрение этих вопросов — к стоящей перед ним задаче они просто не имеют отношения. Отвечая на поставленный перед ним вопрос — что с медицинской точки зрения вызвало смерть поэта — он совершенно справедливо воспользуется бритвой Оккама и отклонит предположения, что поэта погубили при помощи магии Вуду или что он умер от простуды. Пулевое ранение окажется совершенно достаточным объяснением. Однако мы весьма удивимся тому эксперту, который скажет, что поскольку смерть поэта вполне объясняется этим ранением, его незачем объяснять как-то еще — конфликтом с Дантесом, приведшим к дуэли, обычаями того времени и социального слоя, тогдашними понятиями о «чести» и т.д.

Необходимы ли все эти сущности для объяснения смерти поэта? Смотря с какой точки зрения. С точки зрения судебной медицины — нет. Значит ли это, что в реальности всего этого не существует? Это предположение показалось бы нам очень странным. Из того, что судебная медицина не занимается литературой или дуэльным кодексом, никак не следует, что того или другого не существует. Но ровно та же логика — или, вернее, та же самая логическая ошибка — стоит за использованием «бритвы» для отрицания Бога. Естественные науки основаны на повторяющихся наблюдениях и воспроизводимых экспериментах; над Богом экспериментов ставить невозможно, Он не является предметом рассмотрения естественных наук. Он является «лишней» сущностью для естествоиспытателя так же, как Наталья Гончарова или Дантес являются «лишними» сущностями для судебно-медицинского эксперта — они просто находятся вне поля зрения его профессиональной деятельности. Никаких выводов о бытии (или небытии) сущностей, лежащих за пределами решаемой нами конкретной задачи, мы из «Бритвы Оккама» делать не можем.

Однако научный метод стоит на предпосылках, которые сам не может обосновать — например, само существование тех законов природы, той математической и рационально постижимой упорядоченности в мироздании, которую он исследует, остается необъяснимым в его рамках. Альберт Эйнштейн (которого нельзя назвать верующим в сколько-нибудь ортодоксальном смысле), обращает на это внимание: «Наука может быть создана только теми, кто насквозь пропитан стремлением к истине и пониманию. Но источник этого чувства берёт начало из области религии. Оттуда же — вера в возможность того, что правила этого мира рациональны, то есть постижимы для разума. Я не могу представить настоящего учёного без крепкой веры в это. Образно ситуацию можно описать так: наука без религии — хрома, а религия без науки — слепа»

В самом деле, почему правила этого мира рациональны? Откуда взялась эта рациональная упорядоченность? У нас есть объяснение — мироздание создано личностным, разумным, целеполагающим Началом. Есть ли у атеизма более простое объяснение? Нет; у него нет вообще никакого — законы природы есть, и все, их никто не устанавливал, но мы исходим из того, что они есть и рационально постижимы. Но в таком случае нам только остается принять единственное предложенное объяснение — личностного Создателя. Кстати, сам Оккам и видел в своей «бритве» подтверждение бытия Божия. Бог является наиболее простым объяснением существования упорядоченного мироздания.



Опубликовано 06 октября 2013 года.
 



Уважайте авторов, не копируйте матриеал без ссылки. Майкл Студиос 2007—2016. Правила публикации наших материалов. Изложить свои мысли