В данной статье Питер Крэйфт рассматривает вопрос упадка Западной цивилизации в терминах симптомов, диагноза, прогноза и рекомендаций.
Временами, когда люди называют меня «д-р Крэйфт», им кажется, что я врач,
и, когда я отвечаю им, что, мол, «нет, я профессор философии», типичная реакция
— «хм, впрочем, нам и такие доктора нужны». Но сегодня мне бы хотелось побыть медицинским
доктором, хотя врачевать я буду не тело, а душу.
Я слышал, что в медицинской школе объясняют про четыре шага, которые
необходимы для любого врачебного анализа условий пациента. Они же являются
основой для решения всех практических задач — в медицине, деловой сфере, розыске,
в чем угодно — потому что есть всего две переменных: нечто хорошее или желанное и нечто плохое или нежеланное. А также — причина
и следствие. То есть у вас может быть плохое следствие, плохая причина или
хорошее следствие, хорошая причина. Таким образом, четыре составляющие
медицинского анализа заключаются в следующем: сначала наблюдение симптомов,
которые есть плохие следствия; затем диагностика болезни, взывающей симптомы,
которая есть плохая причина; далее — прогноз надежды на излечение, являющееся
хорошим следствием, и, наконец, рекомендация лечения, хорошей причины.
На этих четырех пунктах, которые Будда
называл четырьмя благородными истинами, основан буддизм. И когда один из его учеников попросил
поразмыслить его о философском вопросе другого рода, он отказался, сказав: «Это
всё, чему я вас учу. Я учу вас тому, что жизнь есть страдание, чья причина
лежит в эгоистичном желании, и что есть надежда покончить со страданием,
устранив его причину, и мой благородный восьмикратный путь есть способ ее устранить».
Что это, как не анализ врача, направленный на душу, а не на тело.
Итак, я бы хотел затронуть вопрос упадка
западной цивилизации, используя понятия симптома, диагноза, прогноза и
рекомендаций.
Симптомы
Начнем с симптомов. Если вы приедете в
некую страну и обнаружите, что в ней пятьдесят процентов граждан заканчивают
свою жизнь самоубийством, вы, скорее всего, признаете ее больной и оцените ее
шансы на выживание как незначительные. Эта страна есть западная цивилизация, ведь
фундаментальной ячейкой всех на свете обществ является семья. Семья — базовый
гражданин любого общества. В свою очередь развод подобен самоубийству. Когда
душа отделяется от тела, оно умирает. Когда мать отделяется от отца, умирает
семья. В этом отношении пятидесятипроцентный показатель разводов, который мы
можем наблюдать в Северной Америке, означает пятидесятипроцентный показатель
самоубийств. Наисерьезнейший симптом!
Если же мое рассуждение покажется вам
грубой натяжкой, предлагаю толковать самоубийства буквально. Что с нашим
показателем самоубийств? По моим сведениям, мы четвертые в мире по этому
показателю, который, между прочим, прямо пропорционален благосостоянию: чем ты
богаче, тем вероятнее к тебе придет мысль, что жизнь твоя настолько
замечательна, что ты пустишь себе пулю в голову. И каталог социальных
показателей Вильяма Беннетта[1] говорит
нам, что за вторую половину XX века,
всего за пятьдесят лет, показатель подростковых самоубийств вырос в пятьдесят
раз. Невероятная статистика!
Еще более умопомрачительной статистикой
является наше желание убивать собственных нерожденных детей. Как говорила мать
Тереза, «если не считать злом аборт, то можно ничто на свете не считать злом».
Наши предки бы просто-напросто этому не поверили.
Дабы это показать, у меня есть небольшая история. Один мой знакомый,
доктор, сказал мне, что у него есть друг, диетолог, который согласился работать
— мне кажется, это был Заир[2] — в
некоторой африканской стране на Организацию Объединенных Наций в течение
нескольких лет. Дело в том, что они обнаружили племя, отрезанное от мира
настолько, что оно до сих пор сохранило невинность, они не доверяли чужакам и
были одним из самых примитивных племен, что остались на Земле, и их хотели
изучить антропологи до того, как они вымрут. И они вымирали из-за своей диеты,
которая была ужасна, которая их убивала, но они об этом не знали. Они вправду
были чрезвычайно примитивны. Например, любимой их пряностью были мухи. Мертвые
мухи, поджаренные солнцем. И они не доверяли чужакам, ни черным, ни белым.
Так вот этот доктор, по-моему, из Канады, в качестве добровольца
согласился, если потребуется, потрать два года своей жизни на попытки
расположить к себе это племя и уговорить их поменять диету, чтобы выжить, позволив
тем самым всему остальному миру изучить их в научных целях. И ему удалось их
переубедить, потребовалось немало времени, и в итоге они изменили свою диету, и
здоровье их значительно улучшилось на глазах, из-за чего всем дикарям открылось,
что он говорит истину и что ему можно доверять. Он был первым чужаком, которому
они доверяли и которого любили, они были им очарованы.
Итак, они продолжали расспрашивать его о внешнем мире. И он сказал им, что
они были подобны детям: такие невинные и
мирные, но при этом донельзя невежественные. Ему пришлось рассказать, что собой
представляет самолет, он им поведал, что мы научились летать на Луну, и они
верили его словам, что у нас есть громадное оружие, способное уничтожить весь
мир вместе с ними, стоит лишь найтись безумцу, который бы нажал на кнопку, и
этому они верили. Они верили всему, что он им рассказывал. Он почти что был для
них Богом.
Впрочем, доктор сказал мне, что двум вещам они никак не могли поверить. Их
разум просто не мог этого вместить. Однажды, когда они спросили его: «У вас
тоже есть мудрецы, во внешнем мире, шаманы, старейшины?», он ответил: «Да, они
зовутся философами». И вправду, философия означает любовь к мудрости. И они его
спросили: «А в каких богов они верят?». Они были осведомлены, что другие
племена верят в других богов. Он им ответил, что, мол, семьдесят пять процентов
философов вне католических университетов неверующие. (Четыре процента
здравомыслящих людей — атеисты, но среди философов атеистов — семьдесят пять
процентов.) В их словаре не было слова для обозначения атеистов, поэтому ему
пришлось объяснить, что атеист — это человек, который не верит абсолютно ни в
каких богов. Сначала они подумали, что он просто шутит. Они не могли в это
поверить! Не верят даже в хороших богов? Даже в плохих? И ни в мужских богов?
Ни в женских? Ни в богов Земли? Ни в богов Небес? Не верят в богов нашего
племени? Не верят в богов другого племени? Вообще ни в каких богов? В мире есть
люди, которые не верят ни в каких богов?! От этого взрывалось их сознание. Но
он им сказал, что они похожи на развитых не по годам детей; они были очень деятельны и никак не хотели сдаваться,
и сказали ему: «Мы должны решить эту головоломку».
«Каждый
раз, когда перед ними вставала какая-либо задача, — сказал мне доктор, — самые
старые люди племени собирались в круг и начинали говорить одновременно, голоса
их звучали подобно жужжанию пчел». Они обладали способностью воспринимать одновременно
множество голосов. И спустя несколько минут или часов как они, наконец, решили
головоломку, старейшина племени должен был огласить решение. Итак, вот как они
поступили с задачей об атеистах. Они бились над ней целый день. И уже к
сумеркам, когда они в конце концов пришли к доктору, улыбаясь, старейшина
провозгласил: «Мы решили ребус о твоих атеистах. Мы знаем, что вы строите
большие бетонные здания, которые по какой-то странной причине приходятся вам по
нраву, и что вы живете в этих ваших городах. Итак, эти атеисты, как вы их
называете, должно быть родились в клетках этих домов, из которых они никогда не
выбирались наружу. Они никогда в жизни не видели птиц, никогда в жизни не
видели водопада, никогда не видели звезд! Вот почему они атеисты!».
Но была еще одна вещь, которую он им
рассказал и в которую они никогда не смогли поверить. В прямом смысле — психологически
не могли поверить. В то, что одну треть всех детей, зачатых в Северной Америке,
убивали люди, называющиеся «врачами» или «медиками», которым платили за это
родители. Они отреагировали на это известие вежливым хихиканьем, должно быть,
это шутка, которую они не понимают, поэтому лучше сделать вид, что она смешна.
Они хихикали. А он пытался их убедить в том, что это никакая не шутка. И они
буквально не могли поверить, что это не шутка. Они думали, что это ребус.
Затем доктор провел среди племени несколько месяцев после того, как
рассказал им это, и каждый день они приходили к нему, спрашивая: «Может быть,
сегодня разъяснишь нам этот ребус?». А он всё твердил: «Это не ребус, это — правда».
И они ни на йоту не могли ему поверить. Он сказал мне, что «последний раз я их
видел, когда самолет приземлился на грязную взлетную полосу, чтобы меня
забрать. Старейшина племени подошел и обратился ко мне: “Мы больше
никогда тебя не увидим в этом мире. Ты должен нам
открыть решение своего ребуса, иначе мы никогда не сможем сами его разгадать”».
И он сказал: «Это не ребус, это — правда». Он закончил свой рассказ словами: «Я
видел его в последний раз, через дверь самолета он уходил от меня обратно к
соплеменникам, которые ждали решения этой веселой загадки, и они смотрели на
него с широко открытыми глазами, ожидая услышать самую смешную шутку в своей
жизни, а старейшина смотрел вниз, повесив голову, он до сих пор не верил
услышанному». Так кто же из нас первобытен?
Мы не заводим детей. По чисто биологическим причинам общество не может
выжить без детей. Европа почти потеряна. В следующем поколении Европа будет
исламским континентом, потому что одни лишь мусульмане рожают детей. Но не мы.
Они это заслужили. Когда-то семьдесят пять процентов англичан приходили в
церковь на воскресную службу. Сейчас их четыре процента. Раньше только пять
процентов французов считали себя атеистами. Теперь их стало сорок. Статистику кризиса
и упадка нашей цивилизации можно найти повсеместно. Где-то она прямолинейная,
где-то более утонченная. Например, весьма утонченным, но глубоким симптомом является нравственный скептицизм. В истории еще ни одно общество не существовало без веры в ту или иную версию
естественного нравственного закона. Мы первые не верим в это на официальном
уровне. Для обоснования позитивного права противозаконно апеллировать к естественному.
Так сказал Верховный Суд Соединенных Штатов Америки. Мне кажется, Канада
продвинулась еще дальше, и прогресс ее сродни развитию кариеса.
Представьте — доски у меня здесь нет — представьте квадрат, подвешенный к
доске на одной из четырех своих вершин. Наверху у него находится Общество,
внизу — Хаос. А в углах у него — два уникальных средства, единственное оружие,
с помощью которого общество может защититься от Хаоса. Они называются полицейские
и совесть. Любое общество, будь то человеческое тело или сообщество людей, или
стая животных, выживет, только если оградит себя от Хаоса. Хаос подобен смерти.
Он разрушает, он разделяет. И для человеческого общества единственные два пути
противостояния Хаосу есть полицейский внутренний или полицейский внешний. И
внутренний полицейский — это совесть. А полицейские — это внешняя совесть.
Таким образом, совесть зависит от естественного закона. Если нет естественного морального
закона, если нравственность есть просто позитивное право, то есть закон,
установленный человеком, рукотворный, правила игры, тогда это не
нравственность. Это всего-навсего контракт. Перед ним нет никакого абсолютного
обязательства. И в нашей цивилизации эта теория нравственности является самой
широко распространенной среди интеллектуалов и среди людей СМИ.
В статье, озаглавленной «Яд субъективизма» К. С. Льюис писал, что «сей
нравственный релятивизм определенно погубит наши души и положит конец нашему
виду». Льюис был британским оксфордским доном, а они не склонны к
преувеличениям. Почему «погубит наши души»? Что ж, следуя Иисусу, чтобы
спастись, мы должны покаяться и уверовать. Какое может быть покаяние, если не
существует греха? И как может существовать такое понятие, как грех, если не
существует абсолютного нравственного закона, против которого можно грешить?
Почему «положит конец нашему виду»? Потому что даже если яд не уничтожит наш
вид в биологическом смысле, он положит ему конец духовно, создав новый вид
существа, существа без совести, ницшеанского сверхчеловека. Ницше, увы, оказался
пророком. Ампутация совести была бы весьма серьезной операцией, мягко
выражаясь. К. С. Льюис называл такого рода личность «человеком без груди». У
него есть голова, есть кишки, но нет груди. У него нет совести, нет
нравственной воли.
